И теперь, когда он познакомился с ней поближе, когда стал испытывать к ней нежные чувства, от подобной перспективы у него словно мороз прошел по коже.

— Но она не та, за кого себя выдает, я уверена, — прервала его размышления Вайолет. Бенедикт поспешно выпрямился.

— Почему ты так считаешь?

— Она слишком хорошо образованна для горничной. Конечно, хозяева ее матери могли ей позволить посидеть на нескольких уроках своей дочери, но чтобы она сидела на всех уроках? Сильно сомневаюсь. Ведь она даже по-французски говорит! Ты представляешь?

— Неужели?

— Ну, полной уверенности у меня нет, — призналась Вайолет, — но я заметила, что она смотрела на французскую книгу, которая лежала у Франчески на столе.

— Смотреть, мама, не значит читать.

Вайолет раздраженно взглянула на него.

— Я смотрела на ее глаза, и взгляд их скользил по строчкам. Говорю тебе, она читала!

— Ну, если ты говоришь, значит, это действительно так.

— Ты смеешься надо мной? — Вайолет сердито прищурилась.

— Ну что ты, — улыбнулся Бенедикт. — В данном случае я говорю совершенно серьезно.

— Может быть, она дочь какого-нибудь аристократа, которую выгнали из дома? — выдвинула предположение Вайолет.

— За что? — изумился Бенедикт.

— Ну, хотя бы за то, что она родила внебрачного ребенка.

Бенедикт поразился еще больше. Он не привык, чтобы мать высказывалась настолько откровенно.

— Да нет, — возразил он, вспомнив, с какой решимостью Софи отказывалась стать его любовницей. — Не может этого быть.

И вдруг его осенило. А почему, собственно, нет? Может быть, она отказалась стать его любовницей именно потому, что у нее уже есть незаконнорожденный ребенок и она не хочет повторять ошибку, родив еще одного?

Бенедикт почувствовал, что ему стало не по себе. Если у Софи есть ребенок, значит, был и любовник.

— А может быть, она сама чей-то незаконнорожденный ребенок, — продолжала размышлять вслух Вайолет. Эта версия понравилась Бенедикту гораздо больше.

— В таком случае ее отец оставил бы достаточно денег, и ей не пришлось бы зарабатывать себе на жизнь, прислуживая чужим людям.

— Большинство мужчин абсолютно игнорируют своих внебрачных отпрысков, — заявила Вайолет, недовольно поморщившись. — И никто ничего предосудительного в подобном поведении не находит.

— А в том, что у них вообще появляются внебрачные дети? — бросил Бенедикт.

Лицо Вайолет приобрело еще более раздраженное выражение.

— Кроме того, — продолжал Бенедикт, откидываясь на спинку софы и закидывая ногу на ногу, — если она незаконнорожденная дочь аристократа и он не только ее не бросил, а даже дал ей приличное образование, почему же она осталась без гроша?

— Гм… Хороший вопрос. — Вайолет задумчиво забарабанила пальцами по щеке. — Но не беспокойся, — продолжала она после секундной паузы, — в течение месяца я выясню, кто она такая.

— Советовал бы тебе взять в помощницы Элоизу, — сухо бросил Бенедикт.

Вайолет задумчиво кивнула:

— Хорошая идея. У девчонки дар выпытывать секреты.

Бенедикт встал.

— Я должен идти. Устал с дороги и хотел бы поехать домой.

— Ты можешь остаться здесь.

Бенедикт улыбнулся. Больше всего на свете мать обожала, когда все дети находились у нее под рукой.

— Благодарю, но мне нужно вернуться домой, — ответил он и, наклонившись, поцеловал мать в щеку. — Спасибо, что нашла для Софи место.

— Ты хочешь сказать — для мисс Бекетт? — уточнила Вайолет, лукаво улыбнувшись.

— Для Софи, для мисс Бекетт, как тебе больше нравится, — пожал плечами Бенедикт.

И вышел из комнаты, не заметив, что мать радостно улыбнулась, глядя ему вслед.

Софи понимала, что не должна позволять себе привязываться к Бриджертон-Хаусу душой — в конце концов она уедет, как только сумеет найти себе другое место, — но стоило ей увидеть свою комнату, уютнее и красивее которой наверняка нет ни у одной служанки, стоило вспомнить, с какой теплотой отнеслась к ней леди Бриджертон, как ласково ей улыбалась…

В общем, Софи хотелось остаться в этом доме навсегда.

И в то же время она понимала, что это невозможно. Понимала это так же отчетливо, как то, что ее зовут София Мария Бекетт, а не София Мария Ганнингуорт.

Во-первых, всегда существовала опасность столкнуться нос к носу с Араминтой, особенно теперь, когда леди Бриджертон повысила ее статус, переведя из разряда обыкновенной горничной в разряд личной горничной, в обязанности которой, помимо всего прочего, входило сопровождение хозяйки дома на прогулку. А вне дома Софи вполне могла случайно встретиться с Араминтой и ее дочерьми.

И Софи не сомневалась, что Араминта найдет способ превратить ее жизнь в кромешный ад. Араминта ненавидит ее всеми фибрами души, а причина этой ненависти для Софи всегда оставалась загадкой. Если она увидит Софи в Лондоне, она не ограничится тем, что просто пройдет мимо нее как мимо пустого места. Нет, она пустит в ход все средства — ложь, обман, воровство, — чтобы стереть ее с лица земли. Настолько она ее ненавидит.

И все же, если уж быть откровенной, истинной причиной того, что Софи не могла остаться в Лондоне, была не Араминта, а Бенедикт. Живя в доме его матери, она будет сталкиваться с ним постоянно. Сейчас она злится на него, злится так сильно, что готова растерзать его на куски, но Софи понимала, что злость эта скоро пройдет. И что тогда? Сможет ли она сопротивляться ему день за днем, когда от одного взгляда на него у нее подкашиваются ноги? Вряд ли. В один прекрасный день он, по своему обыкновению, криво усмехнется ей, и она сдастся на милость победителя.

Она влюбилась не в того человека, поскольку получить его на своих условиях не сможет.

Громкий стук в дверь избавил Софи от дальнейших грустных мыслей.

— Войдите! — крикнула она.

Дверь отворилась, и в комнату вошла леди Бриджертон. Софи мигом вскочила и присела в реверансе.

— Что вам угодно, миледи? — осведомилась она.

— Ничего, — ответила леди Бриджертон. — Я просто зашла взглянуть, как вы устроились. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Софи изумленно захлопала глазами. Хозяйка дома спрашивает простую служанку, чем она может ей помочь?! Как такое может быть?

— Ну что вы, спасибо большое, но никакой помощи мне не нужно. Я была бы счастлива чем-нибудь вам услужить.

Леди Бриджертон лишь отмахнулась.

— Нет, нет, ничего не нужно. Сегодня устраивайтесь на новом месте, чтобы завтра, когда приступите к работе, вас ничто не отвлекало.

Софи скосила глаза на свою маленькую сумочку.

— У меня совсем мало вещей, так что распаковывать практически нечего, и я была бы счастлива немедленно приступить к работе.

— Чепуха. Уже конец дня, кроме того, мы не собирались сегодня вечером никуда идти. Мы с девочками всю неделю обходились одной личной горничной и еще один, сегодняшний день прекрасно переживем.

— Но…

Леди Бриджертон улыбнулась:

— Без возражений, пожалуйста. Один выходной — это самое меньшее, что я могу для вас сделать за то, что вы спасли моего сына.

— Но ведь я ничего особенного не сделала, — возразила Софи. — Он бы и без меня прекрасно поправился.

— И тем не менее вы в трудный момент пришли к нему на помощь, и за это я перед вами в долгу.

— Это я перед ним в долгу за то, что он меня спас.

Не ответив, леди Бриджертон подошла к письменному столу и уселась на стоявший перед ним стул.

Надо же, у нее теперь есть письменный стол! Не каждой горничной выпадает такое счастье, подумала Софи.

— А скажите-ка мне, Софи, — обратилась к ней леди Бриджертон с обаятельной улыбкой, живо напомнившей Софи улыбку Бенедикта, — откуда вы родом?

— Из восточной Англии, — ответила она, не видя необходимости лгать. Бриджертоны были родом из Кента, так что вряд ли леди Бриджертон знала кого-то в Норфолке, где выросла Софи. — Я родилась неподалеку от поместья Сандрингем, если вам известно, где оно находится.